Интервью с OVERKILL

«Жополизом меня не запомнят»

Если нужно в трэше искать группу, которая явит собой образец настойчивости и несгибаемости, то OVERKILL придут на ум одними из первых, ибо свое дело они делают безостановочно на протяжении уже почти сорока лет. Как им это удается? После прочтения интервью с Бобби Блитцем, приуроченного к выходу очередного альбома «The Grindning Wheel», вопроса такого не остается. Энергии в этом человеке столько, что на десять групп хватит.

Объясните-ка мне, мистер Блитц, что это за чудо инженерной мысли на обложке вашего последнего альбома. Как эти шестеренки должны вращаться, если они блокируют друг друга?

Че? (смеется) Это то, что тебя больше всего интересует? Это просто обложка, не надо на ней так заострять внимания и воспринимать всерьез. Просто незамысловатый рисунок, который нам нравится. Неважно, как и что там крутится.

Окей. А что это за хреновина такая, «Mean, Green, Killing Machine»? Подозреваю, сама группа.

Так точно. Я люблю писать о том, что хорошо знаю. Лучше всего я знаю нашу группу, а не, например, то, как должны вращаться шестеренки. Это название хорошо выражает сущность группы, как мне кажется.

По-моему, главной жемчужиной альбома, без вариантов, является «Our Finest Hour». Убийственный трек. Однако для клипов вы выбрали другие песни. Как проходил выбор?

Что мне нравится в этом альбоме – он целостный. Одна песня хватается за другую, все взаимосвязаны и взаимозависимы. Это не тот альбом, где все держится на одном-двух-трех треках. Тут их десять. И мне кажется, такое нужно и слушателям, и самим музыкантам. Когда мы были пацанами, нас привлекали именно такие альбомы. Maser Of Reality или Vol.4 BLACK SABBATH или Stained Class JUDAS PRIEST – это монолитные записи. И наш новый альбом тоже получился очень целостным. Выбрать песни было просто – мы хотели продемонстрировать как можно больше. Сначала выпустили лирик-видео на «Our Finest Hour», потом пошли «Mean, Green, Killing Machine», «Goddamn Trouble», «Shine On». Все песни эти песни для нас имеют одинаковую ценность, потому альбом и получился таким плотным. И выбрать было не сложно. Просто собрались в комнате и сказали: «Да какая разница, бери любую!» (смеется)

Как считаешь, за последние годы твой вокал сильно изменился?

Ну, для меня это очевидно, потому что я перестал курить. Мой голос стал чище. Верха выше, низа ниже. И мне нравится учить что-нибудь новое, пытаюсь всегда пойти в новом направлении. В последнее время стал петь более мелодично, потому что по-другому посмотрел на написание своих партий. Это, в первую очередь, мелодия, а не вокал, наложенный на ритм. А когда у меня есть мелодия, то у меня больше пространства для пения. И это именно то, что мне нужно, если я хочу стать лучше как певец. Конечно, я понимаю, что пою трэш, но тем не менее. Поэтому, что во мне поменялось – это желание развиваться. Я не хочу такого: «Вот, 1995-ый, надо бы повторить, как там было». Со мной такое не прокатит – я хочу становится лучше. И даже если я продвинусь самую малость, то это уже победа. Пожалуй, это главная перемена, которая во мне произошла. 

А кто поет в «Let's All Go To Hades»? Это ДиДи Верни?

Нет, оба эти голоса мои. И это именно то, о чем я толкую. Надо развиваться, надо осознать, что ты не ограничен одним измерением – их множество! Это как с гитарой, у которой есть много примочек для разного звука. И если ты так же воспринимаешь свой голос, то перед тобой открывается целое поле возможностей и тысячи путей. Так что я горд, что спел в песне двумя разными голосами.

Ничего себе, тебя там не узнать. Теперь лучше понятно, о каком развитии ты говоришь.

Ну и понимаешь, открывать в себе что-то новое – это интересно. Если я после восемнадцати альбомов могу чему-то обучиться, могу найти новый способ самовыражения, значит мне все еще интересно этим заниматься. Примерно так было на «The Years Of Decay», когда я пробовал петь по-новому. И когда каждый в группе пытается превзойти себя, то это ей, конечно, идет только на пользу.

Рон Липники все еще в группе? В интернете нет однозначного ответа.

Уже нет, он вынужден был уйти по семейным причинам. Дверь в группу для него была открыта в течение года, но у него нет возможности ездить в туры. Сможет ли он записывать альбомы в студии? Очень на это надеюсь. Что я слышу на «The Grinding Wheel» - это то, что он стал только сильнее. Он играет на барабанах с хирургической точностью, у него очень много мелких деталей и он знает, как сделать песню лучше. И я бы хотел, чтобы он был с нами, но в то же время я счастлив, что с нами сейчас Эдди Гарсия. Но с Роном я был бы рад пересечься в студии. (На данный момент в группе новый постоянный барабанщик, Джейсон Биттнер – авт.)

Я как-то прочел твое заявление о том, что ты не считаешь себя творческим человеком. Ты просто делаешь, что должен. Не от каждого музыканта такое услышишь. Значит ли это, что ты не веришь в существование вдохновения?

Нет, конечно. Я говорил только об OVERKILL. И я считаю, что мы тоже вдохновляемся, но все немного не так. Суть того моего заявления – это то, что я не считаю себя артистом, художником. Я ремесленник. И я хочу каждый альбом сделать лучше. Чтобы вдохновиться мне не нужно божественное озарение. Мне не нужны общественные или политические события в качестве пинка под зад для создания новой музыки. Меня вдохновляет желание стать лучше и превзойти себя. Это сугубо ремесленный подход, но я не отрицаю, конечно, что в музыке есть настоящие творцы. OVERKILL просто использует возможности и старается выжать из них максимум. Настоящий художник не работает по расписанию. Художника вдохновит удар молнии, божественное вмешательство, события, которые с ним произойдут. OVERKILL вдохновляет время. Каждые восемнадцать месяцев мы садимся за альбом, который стараемся сделать лучше того, который вышел восемнадцать месяцев назад. Это другой взгляд на искусство, ремесленный, но не художественный.

Вы в группе сами заправляете всеми делами. Для чего это нужно: уверенность, деньги, удовольствие?

Когда внезапно подкрались девяностые, многие ушли из музыки. Многие трэшевые группы свернули активность, а музыканты пошли работать на дядю. Мы сделали совсем противоположное – мы окунулись в бизнес. Работа группы затрагивает много разных аспектов, и бизнес – один из них. Поэтому мы стали сами себе менеджерами. Продакшеном, записью мы уже занимались ранее, мы с самого начала это контролировали, но потом занялись и менеджментом. Это дало нам возможность продолжать заниматься тем, чем многие не могли. В конце девяностых и начале двухтысячных это было очень важным. Мы могли продолжать записывать альбомы, многие другие – нет, потому что им нужен был менеджмент. А нам нет, мы сами взяли бразды правления. И мне нравится заниматься бизнесом. Все, что касается OVERKILL, проходит через мой стол или стол ДиДи Верни. Любой аспект OVERKILL – он исходит от нас самих, за нас никто не решает. Мы в это дело много инвестировали, и много на нем набили шишек. И мне нравится, что OVERKILL – это и бизнес, и хобби.

И полагаю, никакой диктатуры со стороны лейбла.

Знаешь, а ее особо и нет. И не было, даже когда у нас был менеджмент. Это миф. Многие думают, что кто-то может заставить трэш-метал группу делать то, что ему хочется. Помню только один-единственный пример. Мы тогда были на «Atlantic Records», и у меня в тексте песни было слово «дерьмо». Они заявляют, что на песню будет видео, и нам нельзя там петь «дерьмо». А я им отвечаю… «нахер пошли!» (хохочет) И ничего не поменял. Тут дело в искренности подачи. Посмотри на метал-группы, особенно на трэшеров – они все настоящие, они манали любые указы сверху. У нас только один раз был случай, когда нам что-то хотели навязать, но «дерьмо» в песне все равно осталось. Мы так видим, значит, так и будет. Раньше было то же самое.

Тебе как ветерану сцены положено задать обязательный вопрос о том, насколько раньше деревья были зеленее. Можешь сравнить ваши туры тогда и сейчас?

Да, конечно, все поменялось. Когда мы только начинали, то все было в новинку, еще не было никаких правил. Тогда был определенный костяк групп, которые друг друга поддерживали в турах, например, весь 1988-ой мы провели вместе со SLAYER, в США и Европе. Тогда не было никаких правил, и мы постоянно сталкивались с чем-то, что отличалось от наших представлений, каким должен быть тур. Поэтому туры в то время напоминали школу, ты постоянно узнавал что-то новое. Но с тех пор все поменялось, поменялись технологии. При этом на сцену вернулись азарт и угар, потому что пришло новое поколение. Сейчас есть трэшевые группы, где участникам по восемнадцать – двадцать пять лет. Наравне с теми, кому по сорок – пятьдесят. Поэтому я думаю, что с приходом молодежи появилась и новая энергия. Я был свидетелем этому с самого начала и могу сказать, что сейчас появляются те же самые ощущения, что и много лет назад, несмотря на изменения в технологиях и прочем. Поэтому главное, что поменялось – это то, что я постарел. В двадцать шесть ты можешь больше, чем в пятьдесят семь. Раньше можно было наплевать на все и давать столько концертов в неделю, сколько захочешь, но в своем нынешнем возрасте я должен тщательнее следить за своей активностью.   

За свою карьеру у тебя был лишь один опыт создания сайд-проекта – THE CURSED. Как его оценишь?

По-моему, все вышло классно. Дэн Лоренцо, которого я пригласил играть на гитаре, это мой хороший друг из Нью-Джерси, у нас с ним отличное взаимопонимание. В 1993 году мы были в туре с SAVATAGE, по-моему, это был последний тур Криса Оливы, а на вокале тогда был Зак Стивенс. И Джон Олива, само собой. На разогреве была группа NON-FICTION, где играл Дэн. Тогда мы познакомились и стали друзьями. Намного позже, в 2006-ом мне было очень скучно, я не знал, чем занять себя, и жена мне предложила попробовать записать что-нибудь с Дэном Лоренцо. Отличная идея! Уже в 2007-ом у нас был альбом. Проект был очень простой, мы лишь хотели сделать немного рок-н-ролла с риффами Дэна и моим вокалом. По-моему, это одна из главных вех в моей карьере, потому что альбом кардинально отличается от того, что я делаю с OVERKILL.

Что самое раздражающее в профессии музыканта?

Я сейчас покажусь полным придурком, но отвечу, что это интервью (смеется). Раздавать подряд интервью за интервью – да, это иногда может нехило раздражать. Я ведь этим занимаюсь несколько часов подряд без остановки, и приходится иногда говорить одно и то же о том, что мне не интересно. Не надо только думать, что я не люблю людей. Я люблю людей, и я тот еще трындючий ящик, и люблю, когда из интервью получается интересный разговор. Можешь не верить, но сейчас мне совсем не трудно, потому что у нас получается беседа. Но я не люблю, когда интервью превращается в ответы типа: «Ну да, Энди Снип», «Да, в девяносто седьмом» или «Угу, очень понравилось». Я не против, когда через интервью могу что-то донести, рассказать о своей музыке, но когда оно превращается в перетирание фактов, то становится не интересно.

И напоследок, вопрос более личного характера. У тебя был ряд серьезных проблем со здоровьем, например, рак носа. Как это повлияло на тебя и твое отношение к жизни?

Я отношусь к этому как к чему-то, что должно было со мной произойти, и уверен, что такие вещи делают человека сильнее. Дело не в том, что с тобой случилось, дело в том, как ты это воспримешь. И твое отношение к проблеме может повлиять на всю твою жизнь: можно воспринять все негативно и совсем загнаться, а можно нацелиться на позитивный исход. Возможно, ты заметил, мы говорим уже минут двадцать, и я не причитаю о проблемах, не говорю, какой я несчастный и так далее. Я прекрасно понимаю, что есть люди, у которых проблемы гораздо серьезнее моих. Помню, однажды мы катались на мотоциклах с одним другом, я рассуждал об этом, и он мне сказал: «Бобби, у каждой проблемы есть две стороны. Если ты будешь думать только о том, как справиться с ней, это отстой. Кроме этого еще нужно делать выводы». Я думаю, что это прекрасный совет. И я всегда держал это в уме. Дело не в проблеме, а в том, кого она из меня делает. Если я реагирую позитивно, то и на мне это позитивно скажется. Поэтому после этого совета я все воспринимаю как нечто, что делает меня сильнее. Это было уже двадцать лет назад, и все эти двадцать лет я прошел с гордо поднятой головой и будучи частью метал-сообщества. В каком-то смысле, рак сделал из меня этого человека. 

Звучит очень жизнеутверждающе! Давай закончим интервью каким-нибудь посланием к российским трэш-маньякам.

Что маньяки, так это точно. Мы не часто к вам приезжаем, но в июне посетим Москву и Санкт-Петербург. Ждем с нетерпением, кажется в пятый раз уже приезжаем в вашу красивую страну, и всякий раз нам очень нравилось. Поэтому, надеюсь, что русские маньяки тоже ждут и получат удовольствия не меньше, чем мы. Увидимся в Санкт-Петербурге и Москве, по-моему, 22 и 23 июня.

Что ж, Бобби, спасибо большое за интервью! Надеюсь, оно тебя не сильно раздражало.

(Ржет) Я дал тебе честный ответ! По крайней мере, жополизом меня не запомнят!

Беседовал: Борис Игонин

Фотографии: с официальных ресурсов группы, а так же с московских концертов авторства Александра Хорошилова.

Выражаем благодарность Максиму Былкину за организацию интервью.